Как мне надоела эта осень.
Тягучая, мерзкая. Она капает из разрывов туч своим безумием и смеет называть меня по именам, словно кому-то это еще позволено.
Ей не будет прощения, Девятый, как ни проси. Она умрет, как умирает каждый раз, истекая золотом листьев, прорезанных алыми сполохами. Она будет биться в агонии, хрипеть седеющими ветрами в водостоках, рвать когтями по сердцу. Не бойся, она всегда так делает. Глупая истеричка, не способная привыкнуть к перерождению. Будет цепляться за подол тонкими пальцами и умолять хоть ненадолго отсрочить казнь. Будто это я решаю, когда окончатся ее страдания.
Да если бы я мог, я бы убил ее. Убил бы тысячу раз, даже не впустив на порог. Но это не в моих силах.
Остается только каждый раз смотреть в ее запятнанные серым глаза и молчать, сохраняя показное равнодушие. Молчать и надеяться, что она наконец замолчит, опадет, наконец на землю грязным бурым покровом и перестанет дергаться, выпустив в воздух последнее облачко пара с пересохших губ.
Сходить с ума каждый раз. Каждый раз сбивать с ритма и без того загнанное сердце. Жить на вечном изломе, без лишних слов.
Я спятил.
Темными чернилами, потеками крови по грязным листам - привычная рунная вязь. В углу серебряный оттиск.
Этой осенью я сохраняю вам жизнь.
Тягучая, мерзкая. Она капает из разрывов туч своим безумием и смеет называть меня по именам, словно кому-то это еще позволено.
Ей не будет прощения, Девятый, как ни проси. Она умрет, как умирает каждый раз, истекая золотом листьев, прорезанных алыми сполохами. Она будет биться в агонии, хрипеть седеющими ветрами в водостоках, рвать когтями по сердцу. Не бойся, она всегда так делает. Глупая истеричка, не способная привыкнуть к перерождению. Будет цепляться за подол тонкими пальцами и умолять хоть ненадолго отсрочить казнь. Будто это я решаю, когда окончатся ее страдания.
Да если бы я мог, я бы убил ее. Убил бы тысячу раз, даже не впустив на порог. Но это не в моих силах.
Остается только каждый раз смотреть в ее запятнанные серым глаза и молчать, сохраняя показное равнодушие. Молчать и надеяться, что она наконец замолчит, опадет, наконец на землю грязным бурым покровом и перестанет дергаться, выпустив в воздух последнее облачко пара с пересохших губ.
Сходить с ума каждый раз. Каждый раз сбивать с ритма и без того загнанное сердце. Жить на вечном изломе, без лишних слов.
Я спятил.
Темными чернилами, потеками крови по грязным листам - привычная рунная вязь. В углу серебряный оттиск.
Этой осенью я сохраняю вам жизнь.